Глиндум-Фря

Глиндум-Фря ел сам себя. Это было его любимое блюдо. Ел-ел - и съел. Никто не сказал ему "Приятного аппетита". Ведь он был съеден. А сам Глиндум-Фря радовался, что наконец досыта наелся любимым блюдом.

Глиндум-Фря

Глиндум-Фря ел сам себя.

Как это может быть? - спросите вы. И вот что я вам отвечу.

Во-первых, это сказка, а в сказке может быть что угодно.

По-моему, даже этого ответа достаточно. Но раз я сказал "во-первых", придётся сказать и "во-вторых".

Во-вторых, и в жизни встречаются такие, про кого говорят: "Он ест себя поедом". Или: "Он занимается самоедством". И если кто-то занимается этим давно и усердно, он становится худым и нервным.

Можно, конечно, сказать: это плохо! не делайте так! не надо становиться худым и нервным!

Но стоит задуматься: разве лучше быть таким, который ест поедом других? А? Как вы думаете?..

Вот Глиндум-Фря никого поедом не ел, а ел сам себя. Это было его любимое блюдо.

Правда, он всё-таки старался разнообразить это блюдо разными приправами и соусами. Вроде того, как чехи поливают разными подливками их любимые кнедлики или как англичане добавляют разные вкусности в обожаемую ими овсянку.

То Глиндум-Фря переживал, что никто его не любит и не ценит, что никому он не нужен, и таял от этого на глазах. А когда его утешали и говорили: "Ну как же никто? А я? А вот он? А вот она?" - Глиндум-Фря только вздыхал и думал про себя: "Нет, они это делают совсем не так, как мне хотелось бы". И продолжал таять на глазах, как мороженое. Вы так не пробовали? Очень сладкое блюдо. Привыкнешь к нему - и уже трудно оторваться.

То Глиндум-Фря горевал, как ему не везёт. И даже в каждом везении находил горчинку невезения. Этот жизненный соус напоминает по вкусу острый кетчуп с частичками красного перчика. Или даже аджику. Много не съешь, зато можно ко всему добавлять понемножку. И тогда уж - только уплетай! От любой жизни почти ничего не останется.

То Глиндум-Фря жалел, что мог ошибиться, выбирая. Скажут ему: "Выбирай: в правой руке или в левой?" Он выберет правую, а о том, что в левой, жалеть будет. Даже если так и не узнает, что же там было. О неизвестном жалеть - это ещё аппетитнее.

То Глиндум-Фря мучался, что не так себя повёл. Все давно уж про это думать забыли, а он всё грызёт себя, да сам же от этих угрызений и мучается. Как вам такое блюдо понравится? Неужели ни разу не отведали? Похоже на гренки с чесночком. Грызёшь, хрустишь, страдаешь. До крошечки можно себя съесть, и даже не заметишь.

Теперь немного представили, как можно можно есть себя поедом? Но это лишь совсем немного. А Глиндум-Фря был непревзойдённым мастером самокулинарного искусства и непревзойдённым самопоедателем.

И он достиг высочайшего успеха в своём любимом деле.

Ел-ел он себя - и съел.

Да-да, Глиндум-Фря съел себя без остатка!

Если вы опять спросите: как это может быть? - я уже отвечать не буду. Попробуйте сами ответить: и "во-первых", и "во-вторых". А я буду рассказывать дальше. И вы меня больше не перебивайте.

Итак, ел-ел он себя - и съел.

Наконец-то он наелся собой до отвала. Вот только никто не сказал ему "приятного аппетита" или "на здоровье". Если бы и нашёлся такой неумолимо вежливый человек, всё равно у него ничего бы не получилось. Ведь как обратиться к тому, от кого ничего не осталось?..

Зато сам Глиндум-Фря радовался, что наконец наелся досыта любимым блюдом.

И вы уже меня не спрашивайте, как это может быть. Во-первых, я просил меня не перебивать, а во-вторых, может быть, вы уже и сами натренировались отвечать на такие вопросы.

Вдруг видит Глиндум-Фря - перед ним ангел. Красивый такой ангел, весь светящийся.

"Странно, - думает Глиндум-Фря, - Ангела я так хорошо вижу, а себя не вижу."

- Ничего странного, - говорит ангел. - Ты себя ел-ел - и съел. На что же теперь смотреть? Неудачно ты себе любимое блюдо выбрал.

Подумал-подумал Глиндум-Фря - и согласился с ангелом. В самом деле неудачно, тут и спорить нечего.

- Но знаешь, - говорит ангел. - Меня послали к тебе сказать, что за то, что ты никогда других поедом не ел, тебе позволено ещё раз попробовать. Если ты на это согласен, выбирай себе другое любимое блюдо.

Обрадовался Глиндум-Фря и выбрал себе любимым блюдом шоколад. А самым любимым - шоколадное мороженое. А заодно ещё имя себе другое выбрал. Что это за имя такое: Глиндум-Фря?.. Для сказки оно, может, и сгодится, в сказке что угодно может быть. Но если уж настоящую жизнь начинать жить, имя тоже обновить хочется.

И стал он жить по-настоящему, без самоедства. Всякими интересными делами стал заниматься. Кстати, с таким же мастерством, которое раньше на самоедство уходило.

Так что теперь, встретившись с ним, вы его и не узнаете.

А если увидите, что кто-то ест себя поедом, как прежний Глиндум-Фря, не горюйте. Доест он себя до конца - а потом всё-таки займётся чем-нибудь поинтереснее. Или, может быть, даже пораньше, чем доест себя до конца?..

Яйцо Гох

Это яйцо упало с неба. И тут же свило себе гнездо. И снесло в нём птичку. Птичку назвали Гох-Рох. А яйцо Гох звало дочку Горошек. Птичка Гох-Рох снесла пять крошечных яичек. Из них вылупились птенцы и улетели в небо. Может, когда-нибудь оттуда снова яйцо упадёт?

Яйцо Гох

Однажды с неба упало яйцо. Падало оно медленно и мягко. Правильнее даже сказать, что оно с неба спустилось и аккуратно так приземлилось. Недалеко от большого города.

Кто-то заметил, как оно опускалось, выследил место приземления, сказал об этом одному-другому и помчался туда. И один-другой сказали одному-другому, так что скоро вокруг яйца собралась большая толпа.

- Это космический корабль! - говорили одни.

- Это НЛО! - говорили другие.

А третьи пустились спорить о том, что было сначала: яйцо или птица? Яичники говорили, что теперь все должны понять - сначала бывает яйцо. А птичники говорили, что непременно должна быть птица, и вот-вот она сейчас за своим яйцом прилетит.

Но вышло всё по-другому.

Яйцо громко сказало:

- Гох!

И взлетело на вершину высокого-высокого дерева. И стало там вить себе гнездо. Наверное, оно считало, что не одни птицы имеют на это право.

Некоторые люди из толпы хотели тут же лезть на дерево и следить за поведением яйца. И если поведение будет неправильным, отнести его в какой-нибудь инкубатор. Но другие люди им сказали, что это их поведение неправильное, и не позволили им лезть за яйцом Гох (так его стали называть). И успели остановить мальчишку, который прицелился в яйцо из рогатки.

Яйцо слышало, что его назвали "Гох" и очень удивилось. Ведь слово "Гох" на яичном языке означает просто-напросто: "Пока, всего вам хорошего, пора мне приниматься за гнездо, а то негде будет и птичку снести". А имени у яйца вовсе не было. Но скоро оно привыкло к тому, что его так называют.

Через некоторое время яйцо Гох свило себе замечательное гнездо. И снесло там птичку. Ведь не яйцо же ему было нести. Всё-таки яйца и птицы должны чередоваться.

Птичка была замечательная, её даже высиживать не надо было - это же не яйцо, а готовая птичка.

Яйцо Гох было очень радо дочке-птичке и воскликнуло:

- Гох-Рох!

На яичном языке это означает: "Ах, какая ты у меня замечательная, просто прелесть, глаз от тебя не отведёшь, заглядение ты моё..." - и ещё много всякого другого, но в том же смысле.

А люди, которые неутомимо дежурили внизу, ведя наблюдения за яйцом Гох, решили, что оно так назвало своего птенчика. И стали звать птичку Гох-Рох.

Яйцо Гох сначало удивлялось, зачем это люди всему имена дают, но постепенно привыкло и к этому имени. Правда, оно показалось яйцу немного грубоватым, и оно ласково называло свою птичку Горошком.

Когда яйцо Гох научило свою птичку всему, что ей могло пригодиться в будущем, оно оставило её в гнезде для самостоятельной жизни.

Никто не уследил, куда и как скрылось яйцо Гох - то ли вернулось на небо, то ли отправилось в другие края. Некоторые так и продолжали считать его космическим кораблём, из которого вылез птицевидный инопланетянин.

Но птичка Гох-Рох была всё-таки самой обычной птичкой. Весной у неё появился ухажёр, потом он стал её мужем, и птичка Гох-Рох снесла пять крошечных яичек. Она ведь и сама была миниатюрной. А из этих яичек вылупились ещё более миниатюрные птенчики. И как только научились летать - улетели на небо.

Может быть, они отправились повидаться с бабушкой, с яйцом Гох?..

Крямнямчики

Великий повар Кусини однажды испёк крямнямчики. Такие вкусные, что на их запах собрался весь город. И каждый свежий крямнямчик тут же съедали. Кусини пёк их неделю без перерыва, но сам ни одного не попробовал. Тогда он заплакал - и больше крямнямчиков не пёк.

Крямнямчики

Великий повар Кусини достиг такого искусства в приготовлении всякой вкуснятины, что во всём мире не осталось у него соперников. Сам он, во всяком случае, был в этом совершенно уверен. А может, и на самом деле так было.

Осталось ему соревноваться только с самим собой. Поэтому он постоянно был озабочен: как бы изобрести такое блюдо, которого даже сам великий повар Кусини никогда не готовил.

Его салаты, супы, котлеты, компоты, торты и пирожные становились всё более необычными. Иногда какую-нибудь приправу привозили Кусини из самых дальних краёв. Да и все продукты для своих блюд он использовал самые лучшие и изысканные.

Чем необычнее становились блюда Кусини, тем они становились и дороже. Отведать их могли только очень богатые люди. А сам Кусини был родом из простой семьи и очень переживал из-за того, что готовит только для богачей.

И вот он решил сочинить такое блюдо, которое было бы вкусным не от какой-нибудь утончённой приправы, а только от великого кулинарного искусства. Такое, чтобы дешевле и проще ничего невозможно было бы приготовить. Чтобы можно было угостить им всех и каждого.

Легко сказать! Простую вещь гораздо труднее придумать, чем сложную.

Много лет стремился Кусини осуществить свою мечту - и наконец изобрёл крямнямчики.

Крямнямчики пришли ему в голову во сне. Ведь во сне он не думал о том, какой он великий, а такие мысли, знаете ли, очень мешают. Вот и придумал он во сне крямнямчики. Такие простые и такие дешёвые, что их просто даром раздавать можно. И вкусноты совершенно неописуемой.

Кусини так обрадовался своему открытию, что вскочил среди ночи, помчался на кухню и принялся готовить.

Запах крямнямчиков растёкся по всему дому. И такой он был будоражащий, что все, кто жил в этом доме, даже на других этажах, просыпались, выбегали из квартир и стремились, как намагниченные, к дверям Кусини.

Кусини понял, что создал нечто замечательное.

Он распахнул свои двери, и его соседи в мгновение ока расхватали те крямнямчики, которые он успел приготовить, хотя они и остыть ещё не успели. Кусини даже сам не успел попробовать ни одного.

- Браво, маэстро! - закричали соседи.

А так называют только самых великих музыкантов, художников и артистов.

- Браво! Бис! Бис! - кричали все наперебой.

А "бис" означает просьбу о повторении, и никакой великий артист не может устоять против этой просьбы.

И Кусини принялся за новую порцию крямнямчиков.

Тем временем запах крямнямчиков растекался по городу...

Жители города, почуяв этот запах, просыпались, выбегали из домов и стремились, как намагниченные, к дому великого повара Кусини. Многие мчались изо всех сил, так не терпелось им попасть к источнику этого невероятно аппетитного аромата.

Каков же был их восторг, когда им удавалось отведать крямнямчик и почувствовать его вкус, который был ещё аппетитнее запаха!

Вдохновлённый своим успехом, Кусини угощал крямнямчиками всех, кто приходил к нему. Ничего, что для этого ему приходилось непрерывно готовить всё новые и новые крямнямчики. Ничего, что сам он не успел ещё отведать ни кусочка. Какая разница, когда он достиг величайшего успеха в жизни!..

Он готовил крямнямчики так быстро и ловко, что никто не мог уследить, как он это делает. Тайна крямнямчиков для всех оставалась тайной.

Запах волшебного блюда заполнил весь город, и толпы народа стекались к дому великого Кусини.

Надо сказать, что каждый, кто съел крямнямчик, думал уже только о том, чтобы съесть ещё один. Такое уж это было блюдо. Поэтому все шли к дому Кусини, но никто не хотел уходить. Множество добровольцев выстраивали людей в очередь, следили за тем, чтобы каждый, кто получил крямнямчик, выходил и вставал в конец очереди, а не оставался в её начале, - в общем организовывали порядок, без которого Кусини просто не смог бы работать.

А Кусини трудился изо всех сил. Он был счастлив, как никогда в жизни. И ни на мгновение не хотел отвлекаться от своей работы, даже чтобы попробовать крямнямчик самому. Да и что тут пробовать - он и так видел невероятный успех своего открытия.

Целый день работал Кусини без перерыва, но очереди не укорачивались. Нет, они удлинялись!

Ведь запах крямнямчиков уже вытек из города и затопил все окрестности...

Водители машин и автобусов, почувствовав запах, сворачивали с шоссе и мчались в город, пытаясь как можно ближе подъехать к дому Кусини. А когда машины или автобусы увязали в толпе, пассажиры вместе с водителями выскакивали наружу и тоже становились частью потока, стремящегося туда, где Кусини пёк крямнямчики.

Как ни устал к вечеру Кусини, он не мог прекратить работу, видя, как народ жаждет крямнямчиков. Он пёк их всю ночь и весь следующий день, и всю следующую ночь, и ещё день, и ещё половину ночи, а потом, обессиленный, уснул прямо на кухне.

Люди, потрясённые изобретением маэстро и его самоотверженным трудом, сразу затихли, перенесли Кусини на кровать и разошлись на цыпочках, чтобы дать ему восстановить силы.

Кусини спал три дня и три ночи. Спал так крепко, что ему не снились сны и не приходили в голову никакие ночные мысли. Даже некоторые мысли из тех, что пришли до этого, ушли обратно. И среди этих ушедших мыслей был (о, ужас!) секрет приготовления крямнямчиков.

Когда Кусини проснулся, то засмеялся от радости, вспомнив толпы народа, собравшиеся к нему. Он вскочил, чтобы бежать на кухню и продолжать свою работу, - и вдруг понял, что напрочь забыл своё открытие.

Увы, это было так, и с этим нельзя было ничего поделать.

И великий повар Кусини заплакал. Ведь он даже не откусил ни кусочка...

Впрочем, плакал он недолго.

- Ничего, - сказал он сам себе. - Я ещё такое блюдо придумаю, которое этому повару Кусини даже и не снилось!..

Конфетный кактус

На окне стоял кактус. Он никогда не цвёл. И вдруг зацвёл конфетами. Конфеты были в пёстрых фантиках и свисали с него пучками. Их рвали с кактуса и ели, пока не съели все. Кактус от огорчения покрылся колючками. Ведь если бы хоть одну конфету зарыли в землю, вырос бы новый конфетный кактус.

Конфетный кактус
(Сказка выращена в соавторстве с дочкой Ксюшей)

Жили-были близняшки. Лёня и Лена. Однажды они гуляли во дворе и увидели под деревом большой кактус. Кто-то его выбросил.

Кактус лежал в траве, беспомощно растопырив свои корни. Он был весь вялый и даже немного подгнивший. Торчащие во все стороны длинные иголки тоже были вялыми и почти не кололись.

Близняшкам стало его жалко.

- Давай возьмём его себе, - сказала Лена.

- Что ты! - ответил Лёня. - Нас только отругают. Скажут, несите его обратно, откуда взяли. Дома и так повернуться негде. Вот когда я недавно старое колесо от грузовика прикатил, мне сразу велели его обратно на улицу выкатить.

- Да нет, - сказала Лена. - Колесо механическое, а кактус живой. Позволят!..

- Ну да! - хмыкнул Лёня. - А тебе позволили бродячую собаку взять? Помнишь, ту, лохматую?

- Помню, - опечалилась Лена. - Но от собачьей шерсти аллергия может быть, а от кактуса не может. И потом кактус хотя и живой, но смирный. Встанет на подоконнике и никому мешать не будет.

И они принесли его домой. Родители посомневались, но разрешили: пусть стоит. А знакомый керамист дядя Андрей даже сделал для кактуса специальный горшок необычной формы. Очень нарядный.

- Такому красивому кактусу и горшок нужен красивый, - сказал он.

Долго-долго кактус стоял в своём горшке и снова привыкал к жизни. Постепенно он становился упругим и тёмно-зелёным. Его иголки теперь были твёрдыми и острыми, так что поливать его приходилось осторожно, чтобы не зацепиться.

А потом - кактус расцвёл!

Произошло это внезапно. Никаких бутонов близняшки на нём не замечали. И вдруг, когда у них собралась их компания, которую они гордо называли "наш клуб", кто-то удивлённо крикнул, показав на кактус:

- Глядите! Глядите! Расцветает!

И в самом деле, на глазах у всех на кактусе набухали разноцветные бутоны. Они становились всё больше и больше, а потом стали один за другим раскрываться.

Теперь на месте каждого бутона с кактуса свисал цветок. Это были совершенно необычные цветы. Может быть, это даже были уже ягоды.

- Да это же конфеты! - воскликнул кто-то.

Так оно и было. Весь кактус был увешан конфетами в пышных пёстрых фантиках. А его острые иголки все осыпались, как бы приглашая каждого сорвать конфетку.

И что удивительно - конфет на кактусе было ровно столько, сколько детей собралось вокруг него. А когда самый проворный захотел сорвать себе вторую конфету, она никак не отрывалась, пока не спохватился тот, кому конфеты ещё не досталось.

Лена развернула яркий сине-красно-зелёный фантик своей конфеты. Та была похожа на большой шоколадный орех. Пахла она так упоительно, что не успела Лена ни о чём подумать, как конфета оказалась у неё во рту.

О, какого вкуса была эта кактусовая конфета!..

Лена ничего не могла произнести вслух, но лицо её выражало такое блаженство, что и Лёня, и каждый из гостей - все незамедлительно последовали её примеру. И каждый признал, что такой восхитительной конфеты он ещё никогда в жизни не пробовал.

Теперь на кактусе не осталось ни бутонов, которые превратились в конфеты, ни конфет, которые были съедены детьми, ни даже иголок, которые кактус сбросил, когда появились конфеты.

Через несколько дней близняшки заметили, что кактус снова стал покрываться иголками. Постепенно они отросли и стали даже длиннее, острее и твёрже, чем раньше. А вот конфет больше на нём не появлялось.

Когда они собирались всей компанией, ребята часто посматривали с надеждой на кактус, но тот больше не расцветал.

А потом Лена увидела сон. В этом сне она встретилась с их конфетным кактусом. Вместо горшка у него были ноги, словно у осьминога, и от этого он казался выше её ростом. Иглы у него были мягкими, как волосы, а на голове была великолепная шапка. Приглядевшись, Лена поняла, что эта шапка состоит из множества конфет - точно таких, какие выросли когда-то на кактусе.

Кактус выглядел очень печальным.

- Понимаешь, Леночка, - говорил он, вздыхая. - Я старался вырастить для вас самые вкусные конфеты. Но они ведь были не только вкусные. Это ведь были мои семена. Если бы хоть одну конфетку посадили в землю, вырос бы новый конфетный кактус...

- А почему же тогда ты вырастил конфет ровно столько, сколько нас собралось? Вырастил бы побольше - может, мы и догадались бы посадить одну.

Лена сказала это не слишком уверенно, потому что вспомнила, что конфеты были ОЧЕНЬ уж вкусными.

- Нет-нет, - вздохнул кактус. - Я могу вырастить только по одной конфете для каждого человека. И только для того, кто рядом со мной, когда настала пора цветения.

Он совсем запечалился, затуманился - и тут Лена проснулась.

И увидела проснувшегося братца, который выпалил:

- А я сон видел! Про наш кактус! Он про свои конфеты рассказывал!

- Да, - сказала Лена. - И такой печальный был...

Лёня изумился.

- Как? И ты тоже мой сон видела?

- Не твой, а общий, - поправила Лена.

Но сон сном, а новая пора цветения у кактуса ещё долго не наступала.

А потом всё-таки наступила.

У близняшек опять собрался "наш клуб". И опять среди разговоров и развлечений раздался чей-то возглас:

- Глядите! Кактус расцветает!

И опять все с изумлением смотрели, как набухает бутон. На этот раз он был один - жёлто-зелёно-лилового цвета. Бутон превратился в конфету, но иглы с катуса теперь не опали, как в прошлый раз.

Лёня попробовал ухватить конфету, но только укололся. Стали пробовать и другие ребята, но никому не удалось добраться до неё.

- И я хочу попробовать, - сказала девочка Маша, проталкиваясь к кактусу. - Вы-то все уже ели кактусовые конфеты, а меня тогда не было.

- Ну да, - усмехнулся Лёня, посасывая уколотый палец. - Никто не смог, а ты сможешь. Как же!..

Но стоило Маше протянуть руку к конфете, как иголки с кактуса осыпались, и девочка спокойно её сорвала.

- Всё правильно, - вспомнила Лена. - Так кактус и говорил во сне: только по одной конфете для каждого человека.

- Точно! - Лёня тоже вспомнил свой сон. - И её можно или съесть или посадить, чтобы вырос новый конфетный кактус.

Тем временем Маша уже развернула фантик, и по комнате распространился запах, от которого у всех потекли слюнки.

- Посадить? - переспросила Маша. - Но тогда ведь я её, значит, никогда в жизни не попробую!

- Не попробуешь, - вздохнула Лена.

- А если попробуешь, не посадишь, - вздохнул Лёня.

- Ладно, мне нужно немножко подумать, - сказала Маша и с трудом заставила себя завернуть конфету обратно в фантик.

Думала она целую неделю. И всё-таки решила посадить.

Маша позвала всю компанию к себе домой. Там она уже приготовила горшок с землёй для нового кактуса.

Последний раз вдохнув заманчивый аромат конфеты и сглотнув слюнки, Маша торжественно положила конфету в ямку и засыпала её землёй.

Но только ребята собрались заняться игрой, как вдруг из земли показалась макушечка нового кактуса.

Все столпились вокруг него и с удивлением смотрели на появление ещё одного конфетного растения.

А на кактусе тут же стали набухать бутоны!

Скоро с него уже свисали конфеты - ровно по одной на каждого.

Маша подскочила от восторга, захлопала в ладоши, первой сорвала свою конфету - и наконец-то её попробовала.

Иголки с кактуса осыпались, и скоро каждый из детей держал в руке свою конфету.

Но теперь никто из них не торопился развернуть фантик.

Каждый задумался: а может быть, вырастить новый конфетный кактус?..

Лямба

Слизнячок Лямба ощущал всё, что творилось в мире. И не мог понять, зачем люди мешают друг другу жить: воюют и дерутся. Сам он двигался осторожно, чтобы никому не мешать. Наконец не выдержал Лямба и сказал: "Да хватит вам!" Все услышали эти слова, перестали вредить другу другу и стали помогать. Безобразия кончились, и Лямба успокоился.

Лямба

Слизнячок Лямба ощущал всё, что творилось в мире. Ведь от всего, что происходит, расходятся особые воздушные волны. Воздух над землёй есть повсюду, вот повсюду эти волны и расходятся. И те, кто умеет ощущать, очень даже их ощущают.

Это очень нелегко - ощущать всё, что творится в мире. У слизнячков чрезвычайно нежная кожа, и даже самая крошечная воздушная волна до них добирается. Поэтому они всегда стараются забраться куда-нибудь в укрытие, хотя бы под листик.

Но слизнячок Лямба был отважным существом. Он никуда не прятался.

- Нельзя нам прятаться от того, что происходит на нашей Земле, - говорил он знакомой улитке Ульяне. - Ведь если мы спрячемся, это происходить всё равно не перестанет.

- Конечно, конечно, - соглашалась улитка Ульяна.

Но тут их окатывали новые воздушные волны, которые рассказывали о том, что происходит повсюду на свете, лучше, чем нам, менее чувствительным существам, рассказывают газеты, радио или телевизор.

Улитка Ульяна забивалась поглубже в свою раковину, а слизнячок Лямба не прятался даже под листик, такой он был отважный.

Особенная отвага ему требовалась, чтобы выдерживать те воздушные волны, которые возникают от войн и драк. Лямба никак не мог понять, зачем люди воюют и дерутся. Сам он двигался медленно и осторожно, чтобы никому не помешать и не повредить.

Но снова и снова, каждый день, и каждый час, а иногда каждую минуту, а иногда и вовсе без перерыва, до него доносились воздушные волны, которые никак не могли его порадовать. Опять где-то кто-то воевал. Опять где-то кто-то дрался...

И вот настал день, когда терпению слизнячка Лямбы пришёл конец.

- Сколько можно терпеть это безобразие! - воскликнул он в разговоре с улиткой Ульяной. - Придётся мне всё-таки им сказать.

Улитка Ульяна промолчала, привычно забилась в свою раковину от новых воздушных волн и там, внутри, подумала: "Какой он всё-таки наивный, этот Лямба".

А слизнячок Лямба откашлялся и сказал - тихо, но отчётливо:

- Да хватит вам!

Как известно, воздушные волны расходятся не только от всего, что происходит в мире, но и от всего, что сказано. Так что и от слов слизнячка Лямбы возникла воздушная волна.

Сначала это была очень слабая, почти незаметная воздушная волна. Но слизнячок Лямба, наверное, сказал свои слова как-то совсем по-особому, так что волна от них становилась всё сильнее и сильнее. И пошла она воздушными путями по всему миру.

Там, где волна наталкивалась на драчунов, она раскидывала их в разные стороны и гудела им в уши: "Да хватит вам!" И в голове каждого драчуна эти слова застревали на всю жизнь. Стоило ему на кого-нибудь замахнуться, как в голове начинало гудеть: "Да хватит тебе! Кому говорят!" - и рука его опускалась, а кулак разжимался.

Воздушная волна от слов Лямбы всё крепла и крепла. Она стала такой могучей, что завязывала узлами стволы у танков. Она расплющивала пули так, что они навсегда застревали в дулах пулемётов, ружей и пистолетов. Бомбы под напором этой волны превращались в кучи опилок, а боевые взрывчатые ракеты превращались в научные и улетали исследовать космос.

"Да хватит вам!" - пронеслось по всему миру, как ураган. Не осталось ни одного человека, который бы этого не услышал и не запомнил навсегда.

Солдаты чесали в затылках и говорили друг другу:

- Чего это мы, в самом деле?..

А офицеры отдавали им приказы заняться полезным делом.

Да и вообще все люди перестали вредить друг другу, а вместо этого стали изо всех сил друг другу помогать. И все безобразия на свете кончились.

- Ну вот, это другое дело, - сказал слизнячок Лямба улитке Ульяне. - Всё-таки теперь полегче будет жить на Земле.

"Какой он смешной, этот Лямба, - думала улитка Ульяна. - Он считает, что от его слов что-то могло измениться".

Но в раковину она прятаться перестала. Не от чего было прятаться.