Главное, чтобы было написано

Людмила Фёдоровна Окназова писала в те времена, когда многое из написанного ею нельзя было опубликовать в принципе. Лишь кое-что изредка выходило в свет, благодаря той или иной счастливой случайности. Но она любила повторять: "Главное, чтобы было написано". Благодаря этому простому и бескорыстному осуществлению призвания, мы и держим сейчас в руках эту книгу.

Невозможно рассказать о личности Людмилы Окназовой лучше, чем это сделают сами стихи. Но можно вспомнить некоторые подробности жизни.

В конце семидесятых годов двадцатого века, проходя по небольшому тихому переулку в самом центре Москвы, трудно было не заметить маленький сад, зелёным взрывом выбивавшийся из каменной плоскости солидного дома. На приподнятой над тротуаром лоджии росли две ивы, сверкали красными огоньками турецкие бобы, торжественно раскидывал свои широкие листья могучий ревень, белели ромашки, голубели незабудки... А в глубине зарослей уютно светились окна одной из необычнейших московских квартир.

Здесь жили муж и жена: художник Валерий Каптерев и поэт Людмила Окназова.

Жили бедно. Даже крохотный холодильник появился у них лишь под старость лет: кто-то из друзей купил себе новый, а старый отдал им. Много лет они жили на Кадашевской набережной, в коммуналке, которая когда-то принадлежала семье Каптеревых. Потом каким-то чудом удалось выхлопотать квартиру.

В этой квартире было две небольших комнаты, и в каждой из них вмещался свой огромный мир.

В левой комнате, Каптеревской, были постелены циновки, висел старинный узбекский фонарь, рядом - бухарский халат, расшитые тюбетейки. Медные и глиняные кувшины, керамические осколки из Афрасиаба, Пантикапея, Херсонеса. Кристаллы горного хрусталя, старинные блюда и пиалы...

В правой комнате, Окназовской, - старенький рояль и пишущая машинка, его ровесница. И маленький кусочек морского побережья, усыпанный крымскими камушками. Иконы, лампадка, прозрачная фигура Христа - старинный светильник. Нитки фантастических бус (не догадаешься, что они сделаны хозяйкой из хлебного мякиша)...

И все стены в обеих комнатах увешаны картинами, уводящими из этих миров в миры следующие, ближние или дальние.

А ещё одним миром была тесная кухня с квадратным столиком на львиных лапах. Тесной она была лишь до тех пор, пока не начиналось чаепитие. Сколько бы ни собралось гостей, все они помещались, и становилось всё просторнее.

Здесь собирались люди самых разных профессий и занятий, разных характеров и темпераментов. Здесь не устраивали званых обедов (не было ни возможностей ни желания), но гостя всегда ждала чашка ароматного чая и неторопливый разговор о том, что для него сейчас важнее всего на свете.

Здесь смотрели невероятные картины, пахнущие свежей краской, здесь пели свои песни и читали свои стихи. Каждый приходил сюда с лучшим, что у него есть. Здесь говорили о науке и о философии, об археологических открытиях и о космосе, говорили о самых разных вещах, связывая их воедино и стараясь понять те насущные истины, которых жаждет любая человеческая душа.

Здесь каждый чувствовал себя свободным. Можно было без оглядки говорить обо всём, что волнует, называя вещи своими именами. Только пошлость здесь оказывалась не у дел. Если кто-то пытался позабавить собравшихся сомнительным анекдотом, Валерий Всеволодович молча уходил в другую комнату, а Людмила Фёдоровна торопилась перевести беседу в новое русло.

В этом доме жила наша культура, не зависимая от официоза, не подвластная никакому идеологическому давлению. Телевизора у Каптеревых не было. Радио, кажется, тоже. Новости здесь узнавали от людей, а не от властей.

Людмила Фёдоровна Окназова (1905-1985) родилась в Кисловодске и очень гордилась своей кабардинской кровью. Увлекалась музыкой, балетом, кино, живописью - и оказалась в Москве, которая стала для неё родным городом. Чем только она ни занималась! Работала в музее, была управдомом, писала сценарии документальных фильмов...

А в пятьдесят восемь лет она стала поэтом!

В этом возрасте, который принято мягко называть "пожилым", она начала писать стихи. На ученичество у неё уже не было времени, и писать она стала сразу по-настоящему.

Её немного печатали в журнале "Москва", одно стихотворение попало в альманах "День поэзии", но она была чужда литературных кланов, да и поэзия её слишком уж отличалась от того, что ждала от поэта советская власть. Рукопись её книги стихов, получив самые положительные рецензии, много лет блуждала по столам и шкафам издательства "Советский писатель". Все соглашались, что эту книгу издать надо, но не хватало звонка сверху или каких-нибудь других привычных для этой системы стимулов. Так стимулов и не хватило...

Только в 1993 году вышла первая книга Людмилы Окназовой "Под звёздной кручей". Были подготовлены к изданию ещё три книги: "Не робей, воробей!" (детские стихи), "У Твоего порога" (христианская лирика) и "Разговор уходит в высоту" (избранное). Выйти в свет им помешала уже не идеология, а экономика.

Нельзя говорить о Людмиле Окназовой, не сказав о Валерии Всеволодовиче Каптереве (1900-1981). Они познакомились после войны. Встретились - и полюбили друг друга навсегда. Для каждого из них это стало началом новой эпохи. Началом новой юности.

Это было общим для них: нестарение. Конечно, земная жизнь брала своё, и возрастные испытания достались им очень напряжённые. Были болезни, были операции, была бедность, были бесконечные житейские тяготы. И при всём этом - неутомимая творческая работа, непредсказуемые открытия, неиссякаемое дружелюбие. Молодые у них в доме учились молодости.

Это проявлялось и в творчестве. Авангардизму Каптерева могли позавидовать самые дерзкие из новых художников. В живописи его открывались всё новые измерения. Его работами особенно интересовались учёные, находя в них важные для себя витамины новизны представлений о мире. Недаром Бюроканская обсерватория и академгородок Черноголовки устраивали у себя почти невозможные в те времена персональные выставки Каптерева. И в стихах Окназовой озорства не меньше, чем мудрости.

Картины Валерия Каптерева и стихи Людмилы Окназовой вовсю "работали" в том культурном круге, центром которого была квартира с маленьким садом на лоджии. Они служили камертоном к общению, в котором на первый план неминуемо выплывали главные ценности человеческой жизни, а не модные темы салонных разговоров. Поэтому и круг такого общения всегда был в лучшем смысле слова тесным. Насколько он при этом был широк, выяснилось позже, когда настал срок прощания - сначала с ним, а потом с нею.

Общение всегда было личностным, сердечным, при котором только и возможно найти нужные слова, обращённые друг к другу. Это чувствуется и в картинах, и в стихах: они кажутся поначалу тихими, не претендующими на эпический масштаб. Но когда мы входим в них полностью, маленький сад разворачивается в бескрайнюю вселенную. В этом саду-вселенной каждый цветок наполнен космическим смыслом, каждый лучик света шепчет нам о тех необходимых человеку основах жизни, о которых мы так легко забываем в своей повседневности. Здесь - как и в доме Окназовой и Каптерева - главенствуют творчество, доброта и любовь.

Сочетание внутренней умудрённости с юношеской непосредственностью характерно и для творчества Каптерева, и для поэзии Окназовой. То, что она начала писать стихи в столь необычном для поэтического дебюта возрасте, определило её внимание к не совсем обычным для поэзии темам. Непривычно говорить о поэзии старости, поэзии расставания, но её стихи удивляют этим отсветом вечности, ложащимся на поздние годы жизни. И вечность в её стихах преображает старость, одухотворяет её и наполняет особым смыслом.

До начала своей поэтической жизни Окназова прошла через многие житейские и духовные увлечения, и отзвуки их всплывают, вспыхивают в её стихах. Но постепенно всё более отчётливо проступают главные проблемы, главные переживания: вера, надежда, любовь...

Стихи у неё - глубоко христианские. Но в них не найдёшь стихотворного оформления вычитанных или услышанных истин. Каждое такое стихотворение - это подлинное внутреннее событие, самостоятельное вглядывание в тайну, на грани риска быть не понятой, на грани возможности сказать словами о несказуемом.

Творчество Каптерева и Окназовой соединено их жизнью. Вот стихотворение "Напиши мне лиловую лошадь". В ответ на него появилась картина "Лиловая лошадь". А откликом на картину возникло ещё одно стихотворение: "Голубушка, лошадь, лошадушка". Это лишь один из примеров взаимодействия двух миров. Миров, каждый из которых ждёт своих открывателей.

Осталось добавить, что название книги "Отдых перед счастьем" - именно то, о котором мечтала Людмила Окназова. А птичка на обложке - один из последних набросков Валерия Каптерева.

(Предисловие к книге Людмилы Окназовой "Отдых перед счастьем")