Можно ли у нас сейчас быть философом?

Философия в академическом смысле слова представляется нам в виде библиотеки фолиантов, где собраны творения великих умов древности и современности, признанных философами, и бесчисленные ученые труды, комментирующие и анализирующие их. И современный философ - это прежде всего ученый, вобравший всю предыдущую мудрость и уточняющий ее кое-где в отдельных деталях.

В принципе, мы готовы допустить, что где-то ходит по земле новый философ, чьи мысли станут важными для человечества и чьи книги будут читать и обсуждать наши потомки. Но трудно представить, чтобы он жил среди нас, в нашей взбудораженной стране, в наше сумбурное время. Нам бы выжить, нам бы оправиться от потрясений, от материальной и моральной разрухи, нам бы встать на ноги...

Но вот погружаешься в неторопливый, раздумчивый, совершенно не публицистичный, на первый взгляд, "Словарь" - и постепенно все отчетливее понимаешь, что, может быть, и невозможно по-настоящему встать на ноги без этой спокойной вдумчивой работы, без стремления въесться в глубинную суть явлений, без желания понять, что действительно стоит за каждым словом, которым мы пользуемся направо и налево. Может быть, философия - самая важная сейчас для нас публицистика.

Открываю наугад:

"Государство - территория власти..."

Уже этот афоризм, острый, простой и точный, по-своему разворачивает перед нами привычное слово - и дальше многое можно продолжить уже самому. Из этого определения, как из высокого окна, можно рассмотреть и прошлое и настоящее.

Автор подталкивает нас к размышлениям - и сам присоединяется к ним.

Внимание к слову, к понятию, к смыслу насыщает особой энергией уже первую книгу Круглова: "Формулы", вышедшую в 1990 году. Но "Формулы" представляют собой как бы одно большое эссе, переливающееся оттенками мысли и переходящее от темы к теме почти незаметно. В этом есть своя философическая прелесть, облегчающая позицию читателя, некоторая произвольность, несистемность размышлений, допускающая произвольность, несистемность восприятия.

"Словарь" - книга более кристаллизованная. Внешне бесстрастный алфавитный порядок будит ассоциацию с энциклопедической традицией, возбуждает волю и мужество к пересмотру привычных обществу истин.

Почти каждая из статей "Словаря" словно взрывает рассматриваемое понятие на множество смыслов. Но внимание к каждому из них снова соединяет эти разные смыслы и возможные их толкования в единую, по-новому единую картину.

Закончилось время обязательных идеологических клише. Но закончилось вместе с ним и время диссидентской контркультуры, когда достаточно было думать не так, как положено, чтобы окружающие уважали тебя за внутреннюю смелость. Пришло время ориентироваться свободно. Ориентироваться не только в рыночных вопросах, но и в вопросах мировоззренческих. Ориентироваться самостоятельно, чтобы быть личностью, а не частицей толпы. И нам необходимо замечать философов, живущих среди нас, переживающих то же, что и мы, но обладающих особым даром говорить обо всем на языке главных ценностей человеческой жизни.

И еще об одной особенности стиля. Может быть, самой значительной его особенности. Это - афористичность. А что говорит об афоризме сам автор?...

"Афоризм - высказывание, черпающее убедительность в четкости формулировки".

И добавляет:

"Афоризм - это определенное высказывание. Самый честный жанр".

И тут же сталкивает это суждение с антитезой:

"Афоризм - многозначительная недосказанность. Само надувательство".

Надо ли говорить, что такое предупреждение может исходить только от человека, испытывающего антипатию к красноречивому надувательству?

На книги Круглова я вышел, собирая афоризмы для "Словаря парадоксальных определений". К тому времени в моем словаре скопились уже афоризмы-определения свыше тысячи авторов всех времен и народов. Были в нем и свои рекордсмены - такие как Амброз Бирс, Поль Декурсель или Генри Менкен. Но тут, перелистывая страницы "Формул" и "Словаря", я почувствовал себя как грибник в заповедном лесу, и корзина моя наполнялась с удивительной скоростью. Удивительным было и качество моего урожая: афоризмы Круглова нисколько не померкли, оказавшись рядом с изречениями и великих умов античности, и французских остроумцев, и восточных мудрецов.

В данное издание вошли (в большинстве случаев в новой редакции) наиболее афористичные определения из книг "Формулы" (М., Прометей, 1990) и "Словарь А-И" (М., Гнозис, 1994), из материалов к неопубликованным пока второй и третьей частям "Словаря", статей в журнале "Здравый смысл", а также новые афоризмы.

(Послесловие к книге Александра Круглова "Первые приближения")