|
"Чем
я занимался"
|
|
В
моём процветающем мире
ношу я много погибших миров. |
|
|
|
|
Тагор |
Основную
часть этого сборника можно было бы озаглавить "Из занятий
наукой". Это не означает, что я собираюсь строить из
себя учёного. Ещё во время учёбы на мехмате мне стало ясно,
что я не призван заниматься той прекрасной теоретико-математической
наукой, которую нам преподавали те, кто призван был ею заниматься.
За тринадцать лет работы в академическом институте я постепенно
освободился и от искушения проявить себя в научно-прикладной
области. Сначала увяло влечение к внешнему антуражу научной
карьеры (командировки, конференции, публикации, диссертации).
Потом, по мере углубления в философские занятия, стал отходить
на задний план интерес и к самим научным методам осознания
жизни. Правда, решимости бросить эти дела мне не хватало,
но судьба мне помогла - и я перешёл в программисты.
Сюда
я включил бы несколько эссе, посвящённых наиболее серьёзным
приступам научных увлечений, которые мне довелось испытать
за время своей "академической" работы. Вряд ли результаты
этих увлечений, которые редко были доведениы до публикации
и никогда - до окончательного итога, представляют именно научный
интерес. Я отношусь к ним скорее как к фактам биографии, хотя
обычный дневник был бы неподходящим местом для их описания.
Так или иначе, я непрочь оглянуться на то, чем занимался когда-то.
Первым
моим занятием-увлечением был "кластер-анализ", метод
распознавания образов. На эту тему я писал диплом, с неё начал
работу в своём отделе проблем уровня жизни. Эмпирические возможности
методов распознавания интересовали меня больше, чем их теория.
Особенно увлекательным мне казалось расширение обычных путей
восприятия целостных образов. Вычислительная техника позволяла
раскрывать в известном совершенно новые аспекты. Но реальность
требовала другого: формализации человеческой интуиции, причём
на самых примитивных её уровнях. Нужны были такие результаты
вычислительных процедур, которые подтверждали бы те или иные
априорные предположения... Когда-нибудь человек научится правильнее
использовать и свои органические и электронно-вычислительные
эвристические возможности: дополняя и стимулируя одни другими,
а не подгоняя их друг к другу.
Несколько
лет занимался "логнормалью". Суть в следующем. При
изучении природы и общества методами математической статистики
обычно исходят из гипотезы о "нормальном распределении"
характеристик множества элементов той или иной совокупности.
Гипотеза эта означает, что значения характеристик симметрично
разбросаны вокруг некоторой средней величины, причём их число
убывает с удалением от неё. Такой разброс имеет два параметра:
значение средней и значение "дисперсии", то есть
степени разброса. Однако во многих случаях яаления могут быть
описаны гораздо точнее, если принять вместо этой гипотезы
предположение о "логнормальном распределении" (то
есть о нормальном распределении логарифмов характеристик).
Тогда к двум предыдущим параметрам следует добавить третий:
степень асимметрии распределения. При этом теоретический подход
плохо состыкуется с прикладным использованием логнормального
распределения. В классической форме представления "логнормальной
кривой" используются параметры, мало пригодные для прикладных
исследований. Из-за этого логнормальное распределение применяется
довольно неуклюже. Мне удалось разработать более или менее
сносную форму представления, отвечающую и теории и практическим
нуждам. Это была и не теоретическая работа и не прикладная,
хотя можно было объявить её и такой и такой, после чего перейти
к пропаганде созданной модели, на что меня уже не хватило.
Я попытался провести некоторые исследования с её помощью самостоятельно,
но объём их стал расширяться настолько стремительно, что я
с ужасом выпрыгнул из этого водоворота, затягивавшего меня
в увлекательную, но не главную сферу деятельности.
Смысл
этой работы заключался для меня в приглядывании к тем законам,
на которых незаметно замешана наша жизнь. Чем более точную
форму представления этих законов мы находим, тем глубже можем
проникнуть в структуру мироустройства. Хотя впереди всё равно
всегда остаётся масса недосягаемого. Удовольствием не только
понять принцип, но и пронаблюдать конкретно один из таких
путей рационального познания, сделать по нему несколько самостоятельных
шагов я и обязан своей логнормали.
Ещё одним
длительным занятием стала для меня социология. Одно из обследований
(около 1500 семей в Таллине) мне довелось организовывать самому,
начиная с составления вопросника и проведения пилотажа и кончая
обработкой результатов на вычислительной машине. Не знаю точно,
как выглядит работа института Гэлаппа в Америке, но в наших
условиях всё это вызывало довольно сильное разочарование в
возможностях социологии. Негативной поучительностью повеяло
и от того международного сотрудничества, в рамках которого
(проект "План-Конс" при Венском центре ЮНЕСКО) мы
проводили это обследование. Вряд ли в этом так уж повинно
различие в социальном устройстве стран, пытавшихся сравнить
друг с другом результаты своих экономических и социологических
исследований. Дело скорее в принципиальной беспомощьности
коллективного изучения тех областей жизни, где пока что даже
индивидуальное, более сосредоточенное исследование не достигает
достаточной научности.
Социологические
и демографические приёмы (с демографией я столкнулся в одном
из приложений логнормальной модели), несмотря на их современный
облик, напоминают о временах алхимии. Разница в том, что современной
социо- и демо-алхимии не хватает старинного внимания к первоначалам.
Пока эти науки не расстанутся с канонами идеологического формализма,
им трудно проявить себя в чём-либо кроме чисто описательных
функций.
Параллельно
с одной из предыдущих тем я вёл некоторое время самостоятельно
затеянное исследование по "эстетическому оцениванию."
Задача ставилась так. Пусть имеется группа "объектов
эстетического восприятия" (подборка стихов, выставка
картин, альбом репродукций и т.д.) и группа людей, воспринимающих
эти объекты (зрителей, читателей, экспертов). Как без особых
искажений оценить восприятие объектов субъектами и охарактеризовать
в этом отношении как первых, так и вторых?
Воспринимающие
должны были оценить объекты самым простым образом: "нравится"
или "не нравится". Затем (или одновременно) им предлагалось
выделить те объекты, которые "очень нравятся". Какое
содержание вкладывается в эти понятия, не разъяснялось. Зато
потом, анализируя ответы, можно было попытаться понять, какое
содержание вкладывали в свои оценки они сами. Для этого осуществлялся
переход от трёхбальной шкалы к двухбальным шкалам: категория
"нравится" объединялась с "очень нравится"
или с "не нравится". Полученные по каждой из трёх
шкал индивидуальные характеристики объектов и субъектов сопоставлялись
с групповыми, а групповые сравнивались с вероятностными оценками
(рассчитанными по методу Монте-Карло, то есть путём усреднения
многих случайных оценок). Результаты сопоставлялись и с внешними
характеристиками, причём некоторые из этих характеристик можно
было включить в число параметров вероятностного оценивания.
И так далее.
Проводя
эксперименты по восприятию стихов в старших классах, я успел
(до того, как перестал этим заниматься) получить некоторые
любопытные результаты: например, тяготение слабых учеников
к плохим стихам или большую согласованность независимых оценок
среди девочек по сравнению с мальчиками. Интересные результаты
были получены и для взрослых (в коллективах лабораторий нашего
института). Были запланированы более тонкие и более показательные
эксперименты с младшими детьми, с выставками, с группами студентов-заочников
Литературного института, но чтобы этим заняться по-настоящему,
необходимо было бросить всё остальное... Только близких приятелей
я долго ещё заставлял оценивать по этому способу сборники
своих стихов: итоги оценивания были всегда поучительнее общих
эмоциональных откликов, а порою просто неожиданны.
Это исследование
отчасти было замешано на азарте, на желании противопоставить
существующим псевдонаучным методам более чуткий и близкий
к реальности подход. Но вместе с тем хотелось понять или хотя
бы ощутить, существует ли в эстетическом восприятии какая-нибудь
объективность. Вроде бы существует. Но вопросы тут же стали
разрастаться. Индивидуальна или коллективна эта объективность?
Можно ли оценивать вкус, сопоставляя мнения публики с мнениями
экспертов? Можно ли развивать вкус и предсказуемы ли при этом
результаты?.. Мне до сих пор кажется, что этот простой в своей
основе подход позволил бы нащупать множество тонких закономерностей.
С удовольствием написал бы для этой книги эссе о програмировании.
Думаю, что в не столь отдалённом будущем с этим занятием будет
связана значительная часть интеллектуальной деятельности человечества.
Культура программирования рано или поздно станет существенным
элементом человеческой жизни, как произошло некогда на более
материальном уровне с техникой. Именно программирование, как
мне кажется, явится реальным средоточием той тематики, которую
так любит научная фантастика: андроиды, мышление машин, взаимодействие
их с человеком...
Речь
здесь шла бы не об опыте программирования (куда мне до американских
асов этого дела), а о том, чем оно может быть полезно и чем
опасно для человека, занимающегося им, что оно может дать
людям в их повседневной жизни. Своим опытом, не столь уж обширным,
я постарался бы воспользоваться лишь для оживления размышлений,
относящихся к этому пока ещё довольно специфичному предмету.
Вошли бы сюда и некоторые гуманитарные темы, составив отдельную
часть этого пёстрого альманаха.
Здесь
нашлось бы место для подытоживания моих давних опытов с малыми
формами стихосложения. Основным результатом этих попыток следует
считать лишь наиболее удачные трёхстишия, но мне хотелось
бы сформулировать и некоторые общие соображения относительно
"нрава" малых стихотворных форм. Возможно, всё,
что я могу сказать, хорошо известно литературоведению, но
мне не известно, так ли это. Вдруг и моя лепта пригодится.
Хотел
бы поместить сюда эссе о кинематографе под названием "Граф
Кинемато", подвергающее некоторому сомнению пресловутую
демократичность этого популярнейшего и симптоматичного для
нашего времени жанра искусства. Этот богатый и изысканный
граф, надменный и самовлюблённый, швыряет в толпу монетки
удовольствия, требуя взамен чрезмерного внимания и почтения
к себе. Можно сопоставить кино с литературой, с театром и
т.д.. Не только мнимая демократичность кинематографа, но и
другие привычные представления о нём заслуживают переосмысления.
Например, его псевдореалистичность, которая представляет собой
не что иное как сенсорный прессинг, подавляющий или по крайней
мере тормозящий воображение и навязывающий сознанию правдоподобные,
но уводящие от подлинной реальности выдумки. Например, его
псевдоактуальность, соответствие сегодняшнему дню подменяющее
модной тематикой, злободневными намёками и текущими идеологическими
задачами актуальность духовную, наиболее насущную для человека...
Несмотря
на сдержанное отношение к современному кино, я хотел бы коснуться
и его сильных сторон - в основном потенциальных. У киноискусства
есть большие возможности, которые пока редко проявляются осознанно,
но с которыми связано, на мой совершенно не профессиональный
взгляд, его будущее. В первую очередь, это его родство с изобразительным
искусством, отодвинутое сейчас на второй план игровым направлением.
Память об этом родстве хранит мультипликация, которая пока
что идёт по неоправданно узкому руслу.
Можно
было бы написать небольшой очерк о переводах. Мне пришлось
переводить множество самых разнообразных текстов, среди которых
были и занудные описания технических устройств, и французская
"Энциклопедия полиции", и главы из книги о философии
моды, и статьи по средневековой теологии, и рукопись о черкесских
войнах первой половины прошлого века, и социологические материалы,
и статьи по современной экономике, экологии, организации производства,
вычислительной технике, сельскому хозяйству, музейному делу
и т.д. Поскольку свободным владением языками я не отличаюсь,
то каждый перевод становился для меня некоторым событием.
Поневоле я читал переводимое так пристально, как не читаю
даже самые любимые книги. Это повышенное внимание, а также
связь переводов с нашей сегодняшней жизнью (ведь каждый из
них кому-то понадобился) приводят к мысли, что взгляд сквозь
этот пёстрый витраж позволил бы отметить некоторые своеобразные
чёрточки сегодняшнего мира.
Содержание этого несочинения разношёрстно, о чём предупреждает
и название. Но в нём должна проявиться своя внутренняя увязанность.
Занятия одного человека, его интересы и даже случайные увлечения
в разные периоды жизни не могут иметь общих знаменателей.
Степень такой увязанности и определит, насколько книга окажется
дневником занятий, а насколько - сборником разнородных заметок,
каждая из которых должна будет тогда постоять за себя.
|