Виктор Кротов
Философия Книги Человек среди учений
 
Избранные фрагменты
 
на главную
 
ппп
  Ориентирование - это умение выбрать верное направление и вовремя сменить его на более верное.

Читателю от автора

Приветствуя многоуважаемого читателя на пороге этой книги, считаю необходимым сразу предупредить о том, что его ожидает, и о том, чего он здесь не найдёт.

Читатель встретится здесь с несколькими темами для размышления, которые автору кажутся чрезвычайно важными. Настолько важными, чтобы попробовать побудить читателя к собственным размышлениям на эти темы:

- Для чего нужна философия? Стоит ли за этим словом что-нибудь такое, что необходимо обычному человеку в его реальной жизни?

- Как возникают учения? Как они связаны с личными взглядами их основателей? Что они могут дать своим последователям?

- Почему философия кажется нам порою ужасно скучной и не имеющей отношения к нашим собственным проблемам? Необходимо ли для того, чтобы разбираться в ней, прочитать сотни толстенных томов?

- Может ли человек спокойно осмотреться среди учений, не погружаясь с головой ни в одно из них? Есть ли что-нибудь общее у всех учений? Какие особенности того или иного учения требуют нашего внимания, когда мы начинаем к нему прислушиваться?

- Как философия затрагивает разные уровни нашего существования? Чем она может помочь нам в осмыслении нашей индивидуальной жизни?.. коллективной?.. национальной?.. жизни человечества в целом?..

- Могут ли учения только соперничать друг с другом - или они способны и к сотрудничеству? Чего мы можем от них ожидать или даже требовать? Каковы права человека в философии?

- Как выглядит та общая территория, на которой у отдельного человека и у всех учений имеются общие интересы? Чего можно ожидать от философии в будущем?

Ещё читателя здесь ожидают двадцать сказок. Они написаны специально для этой книги и тесно связаны с теми темами, которым она посвящена. Не обо всём удаётся сказать рационально: образный язык помогает изложению и восприятию. Вот почему здесь сказки. Надеюсь, что они не обескуражат серьёзного читателя и облегчат чтение тем, кому надоедает сплошная серьёзность. Я рад приветствовать и тех читателей, которые вообще не нуждаются в рассуждениях и выберут изо всей книги одни лишь сказки.

Практические замечания к каждой главе тоже можно пропускать при беглом знакомстве с книгой. Но если стремиться именно к беглости, быстрее будет просмотреть только их.

Читатель почти не найдёт здесь цитат. Не потому, что не на кого сослаться. Не потому, что не хотелось бы украсить свой текст афоризмами великолепных мыслителей. Просто в этой книге, читатель, мне хотелось побыть с тобой наедине: ведь она в каком-то смысле до-философская, так что пусть наши отношения с учениями и учителями возобновятся после того, как она будет закрыта.

По этой же причине нет библиографии, указателей и прочего научного шика. Нет подстрочных или затекстовых примечаний. Зато много реплик, добавленных по ходу работы с написанной книгой.

Мне хотелось говорить как можно искреннее и как можно яснее. Это две непростые цели, тем более не всегда они достижимы одновременно. Много зависит и от читателя, от его желания понять меня и себя самого. То, что в книге найдётся полезного, неминуемо будет перемешано с чем-то лишним. Уточнения или повторы, которые одному читателю помогут воспринять мысль автора, для другого могут оказаться ненужной помехой. Краткость, к которой во многом стремился автор, может, в свою очередь, обернуться недосказанностью. И в этом отношении мне хотелось бы честно предупредить читателя, что ему придётся потрудиться, переходя от размышлений автора к собственным размышлениям.

Я благодарен всем, чьи мысли, высказанные в книгах или в беседах, стали невидимой основой этой книги. Благодарен своей семье, творческий дух которой служит для меня важнейшей поддержкой.

Наконец, автор будет признателен тому единственному (всегда единственному) читателю, который возьмёт на себя труд отозваться об этой книге по адресу: Москва, 125445, до востребования, Кротову Виктору Гавриловичу. Или по электронной почте: krotovv@gmail.com.


Странное слово

Слово "философия" отполировано до блеска бесчисленными искателями истины. Так бронзовая ручка входной двери сверкает от текучего множества прикосновений. Но что-то в этом слове так и остаётся загадочным, не исчерпывается прямым его смыслом.

Философия. Любовь к мудрости. Соединение греческих слов "филео", люблю, и "софиа", мудрость. По-русски когда-то пробовали говорить "любомудрие". Но конструкция эта, будь то философия или любомудрие, не совсем соответствует обычным принципам конструирования слов.

Скажем, библиофил любит книги. Русофил любит русских, а англофил - англичан. Почему тогда "философ", а не "софиофил"?

С другой стороны: историософия - мудрость через познание истории, антропософия - мудрость через познание человека, теософия - мудрость через богопознание. Тогда философия - мудрость через познание любви? Нет, это вроде бы о другом.

Да и что за особая такая любовь: к мудрости? В противоположность любви к глупости, что ли?

Или в том и загадочность этого слова, что оно не сводится к буквальному значению? Что оно всего лишь обозначает нечто важное и не разгадать его этимологической расшифровкой. Это просто дверь куда-то - и, приоткрыв её, необходимо оглядеться.

Нет, я не хочу заниматься филологическим препарированием загадки. Хочу прежде всего понять, нужна ли вообще мне философия. Если нет - какая разница, каким словом она обозначена!..


Потребность в ориентировании

Ориентирование - не просто ключ к пониманию задач философии. Оно становится таким ключом, потому что входит в основу самой жизни.

Нужно ли это доказывать? Нужно!

И доказывать это себе будешь ты сам, читатель.

Присмотрись к собственной жизни, к собственным проблемам, прошлым и теперешним. Ты увидишь, что все они уходят корнями в ориентирование.

Всякое живое существо нуждается в ориентировании. Настолько нуждается, что первоначальные возможности к ориентированию "запаяны" в каждом живом существе на уровне самых глубинных инстинктов.

То же и у человека: стремление к ориентированию - первейшая потребность после элементарных физиологических импульсов. Вместе с тем способность к ориентированию необходима и на высочайших духовных взлётах. А также во всём промежуточном диапазоне.

Когда биологи говорят о поисковой активности, придавая ей определяющее значение в поведении живых существ, - это и есть, если быть точным, именно ориентационная активность. Те особи, у которых она выше, имеют повышенный шанс на выживание и на успех.

Понятие ориентирования необходимо и при изучении человеческой психики. Если его не использовать явно, оно неизбежно возникнет под другими именами. Или в комбинации с другими представлениями о внутреннем мире и о поведении человека.

Вот эта самая потребность в ориентировании, простая и насущная, первоначально проявляющаяся на уровне инстинкта, по мере её развития на более высоких уровнях и приводит человека к тому, что называют философией.

Само по себе понятие ориентирования не нуждается в мировоззренческих предпосылках. Оно философски нейтрально. Поэтому мы можем пользоваться им, не обращаясь к какому-либо учению.

Вместе с тем это понятие включает в себя все те вопросы и проблемы, которые приводят к философскому мышлению.

Кто я? Зачем я здесь? Что такое жизнь? В чем её смысл, есть ли он? Что такое человек? Что представляет собой внешний мир? Что представляет собой мой внутренний мир?..

Все эти вопросы выражают одно и то же - стремление к ориентированию в главном.

Чаще всего философию понимают как поиски истины. Правильно: именно ориентирование нуждается в истине прежде всего, нуждается по самой своей сути. Ориентирование - это стремление понять истинную реальность, чтобы выбрать свой путь среди бесчисленного множества возможностей.


Сказка о каменных премудростях

Давным-давно, когда не было ещё ни книг, ни газет, но были уже буквы и слова, жил мудрый Крат. О том, что он мудр, знали все вокруг. Кажется, даже мухи - и те знали об этом, стараясь жужжать потише, чтобы не мешать мудрым размышлениям.

Крат редко делал записи. Он считал, что не так уж часто к человеку приходит мысль, которую действительно стоит увековечить. Зато если уж она появилась, нужно отнестись к этому с должным уважением. И Крат записывал важные вещи не на восковой табличке, не на грифельной доске и даже не на пергаменте. Главное он высекал на камне.

Шли годы. Для Крата они не проходили напрасно: мудрость его всё возрастала. И каждый раз, когда он готовился запечатлеть новую мысль, выбранный им камень оказывался всё крупнее. Очертания высеченных букв становились всё более замысловаты, а сами буквы - всё мельче.

- О, почему? - благоговейно вопрошали Крата ученики, которых у него становилось всё больше. - Почему твои письмена, учитель, всё труднее прочесть?

- Чтобы тому, кто хочет постичь эту мудрость, пришлось побольше потрудиться, - отвечал Крат.

- А почему твои камни, о учитель, становятся всё крупнее?

- Чем важнее мудрость, тем тяжелее она должна доставаться, - говорил Крат, высекая последнюю точку и стряхивая каменные крошки. - Ну-ка, собирайтесь все сюда, будем переворачивать.

Дело в том, что каждый камень со своей очередной мудростью Крат считал необходимым перевернуть надписью вниз.

- Пусть тот, кто соберётся читать это, как следует попотеет, - посмеивался он. - Пусть чувствует, что всё это не просто так.

И все ученики Крата (хорошо, что их становилось всё больше) собирались, чтобы перевернуть камень вниз надписью на многие годы и десятилетия.


...Прошло сто лет после того, как не стало мудреца Крата. Почти все камни с его мудростями были уже перевёрнуты, надписи прочитаны и подробно изучены, и люди всё больше восхищались оставленными им мыслями.

Остался не перевёрнутым только самый последний, самый огромный камень. Крат трудился над ним несколько последних лет своей жизни, но даже его ученики, которых в то время было очень-очень много, не знали, что же мудрец так долго высекал на этой глыбе.

Целая толпа желающих узнать самую главную премудрость Крата, увенчавшую его жизнь, собралась, чтобы перевернуть древний замшелый камень.

Почитатели мудреца торжественно окружили оставленное им наследие, одновременно взялись за камень с разных сторон, осторожно раскачали его, хотели повернуть набок - и вдруг он рассыпался на множество мелких камней!.. Их было столько, что скоро каждый, затаив дыхание, держал в руках свой собственный камушек. И читал надпись, которая была сделана словно специально для него:

"Думай сам!"


Возвращение к человеку

Зарождаясь из личных идей, из внутреннего опыта отдельного человека, учение, становясь учением, начинает в той или иной степени пренебрегать интересами того человека, к которому оно обращено. Ведь на первый план выдвигаются интересы собственной самоорганизации. Иногда учение, утвердившись на социальном уровне, превращается в идеологию, которая вообще перестаёт придавать значение отдельному человеку.

Идеология - это подмена живого мировоззрения серийным протезом. Она заинтересована не столько в индивидуальном ориентировании человека, сколько в навязывании ему стандартизированных ориентиров. Человеку же нужны ориентиры, верные именно для него. Это различие интересов приводит к тому, что некоторые учения строят не систему ориентации, а систему ДЕЗориентации, основанную на определённой догматической установке, сдвигающей человека в заданное русло. Вот такой своеобразный вид может приобрести задача помощи человеку в его личной самореализации.

Учение, способное ориентировать множество людей, не может не привлечь внимание тех, кто хочет властвовать над толпой. И это уже совсем другая история.

Но оставим пока идеологию в стороне. Взглянем на учение, поддерживающее двустороннюю связь с человеком. На учение, в органику которого входит стремление привлечь к себе последователей.

Как ему это делать? Стремясь быть полезным для человека - или обольщая его?

Быстрее - обольщая. Или гипнотизируя, или устрашая, или манипулируя, или подчиняя.

Надёжнее - становясь полезным.

Мне, живому человеку, важно распознать, с чем обращается ко мне учение. На кого оно работает? На какие-то внешние силы? На себя, на своё упрочивание и процветание, для которого я послужу лишь питательным элементом? Или на меня, на человека с индивидуальным внутренним миром, ищущего своё самовыражение?..

Учение, происходящее от личной потребности в ориентировании, должно сберечь в себе уважение к этой потребности. На этом основано его естественное право быть учением, учить выбору направлений.

Я готов признать за учением его право на социальную оформленность, на его самоутверждение среди других учений. Готов признать, что ему нужны определённые усилия, чтобы служить сосудом для тех истин, которые собраны им воедино. Но всё же это для меня не самое важное.

Важнее всего для меня - то внимание, которое учение уделяет моим индивидуальным проблемам. Та основная работа по жизненному ориентированию, в которой учение должно мне помочь. На кого всё-таки направлены его главные усилия: на себя или на меня? Уладив проблемы самоорганизации, возвращается ли оно всерьёз к моим проблемам? Или, выставив на витрине свои накопленные драгоценности, предлагает мне любоваться и восхищаться ими, отвлекаясь от мелких внутренних трудностей?.. Но мне не до этого. Мне надо жить свою жизнь.


Имитация универсального понимания

Отсутствие общего языка философии, не зависимого от своеобразия отдельных философских учений и не унижающего ни одно из них, кажется чем-то непостижимым, парадоксальным. Мы принимаемся оглядываться по сторонам в поисках опровержения. Точнее, в поисках доказательства того, что всё-таки есть что-то такое. И - находим.

Свято место пусто не бывает. Вместо единой предпосылки, вместо общего ядра, общего изначального языка философии образовалось нечто иное, некая имитация отсутствующей общности.

Постепенно сформировалось философоведение.

Само по себе это естественно. Рядом с любой сферой творчества непременно возникает ее рациональный двойник, то или иное "-ведение". Рядом с искусством - искусствоведение. Рядом с литературой - литературоведение. Рядом с музыкой - музыковедение. Но философоведение не ограничилось ролью сопровождающей науки. Оно стало составным элементом философии, претендуя на то, чтобы играть роль её основания, её общего языка.

Даже само слово "философоведение" выглядит странно. Словно оно и есть сама философия. словно незачем отделять их друг от друга.

Классифицируя философские учения, исследуя их историю, анализируя выдвинутые ими понятия, философоведение создаёт ощущение, что у философии всё-таки существует общее ядро. Впрочем, и эту мнимую общность каждое отдельное учение изображает по-своему и старается навязать это изображение всем. Даже те удачные находки в области философоведения, которые получают достаточно общее признание, каждое учение интерпретирует по-своему, сводя на нет тот потенциал единства, который в них заложен.

Стоит повторить: существование философоведения вполне правомерно. И когда оно сохраняет наблюдательный характер, и даже когда оно проявляет пристрастие к одному из учений. Оно достаточно полезно и в том и в другом качестве. Проблема лишь в том, что оно стремится отождествить себя с философией и заполнить собой важную для философского мышления область, не обеспечивая того, ради чего эта область необходима. Оно не создаёт возможности равноправного разговора между философскими учениями. Не соединяет философию в органически цельную область человеческого мышления.

У философоведения есть свои магические приёмы, с помощью которых оно поддерживает своё могущество. Вряд ли оно добровольно примет это имя, "философоведение", которым оно должно называться. Не зря же до сих пор оно успешно уклонялось от такого названия. ему не нужно это обличительное "Тень, знай своё место!". Но я обращаюсь не к философоведению, а к тебе, к человеку. С тобой мы и поговорим о той магии подмен, которой оно пользуется.

Если бы философоведение просто "ведало", просто изучало философию, не стоило бы забот присматриваться к его методам. Но речь о том, что оно заслоняет философию от человека.

Основное, чем философоведение подменяет общий язык, столь необходимый философии, - это язык эрудиции.

Эрудиция нас покоряет, подчиняет своей власти. "Знание - сила!" - сказал первым, кажется, Фрэнсис Бэкон, и заклинание это усерднее повторяют жаждущие силы, нежели жаждущие знания. Человек, досконально знающий, что говорили и писали многие и многие философы, кажется нам владельцем, распорядителем их знаний, их понимания жизни. Но, как гласит древнеиндийская мудрость: "Можно прожить жизнь рядом с мудрецом, не став лучше. Так ложка, поднося ко рту похлебку, не знает её вкуса". Что же сказать о тех, кто жил даже и не рядом с мудрецом, а лишь рядом с книжными полками, где стояли книги о нём?..

Беда философоведческой эрудиции в том, что она обезличивает философию. Превращает её в реестр тезисов, пренебрегая возможностями их усвоения. В этом отношении всякое живое учение и даже отдельное мировоззрение глубже отстранённого знания о неких учениях и неких мировоззрениях.

Эрудиция выкладывает перед нами грандиозные картины, представляющие собой кропотливо составленную мозаику фактов. Такая картина всегда впечатляет - как мозаичное панно из самоцветов. Она заставляет нас забыть о внутренней красоте каждого камня, словно все эти самоцветы и были специально предназначены для искусно составленной картины. И в этом состоит ещё один магический приём философоведения.

"История философии" создаёт иллюзию обощённости философских познаний и всеведения философоведа. При этом она старательно выводит в намеченную точку, превращаясь, по сути, в разновидность идеологии.

И, наконец, главный магический фокус: обволакивание логикой.

В логике нет ничего плохого (и очень много полезного), пока она занята основным своим делом, пока она помогает нам формулировать и связывать друг с другом наши мысли и рассуждения. Но логика, претендующая на роль общефилософского языка, быстро теряет свою состоятельность и превращается в магию.

Логику часто объявляют главной особенностью разума. Но правильнее всё-таки считать её одним из человеческих чувств. Чувством такого же рода, как этическое или эстетическое чувство.

Философоведение склонно к тому, чтобы или саму логику выдавать за тот общий язык, с помощью которого можно изложить и проанализировать любое учение, или с её помощью утвердить себя в качестве над-философского подхода к живому философскому мышлению.

Но что даёт этот магический театр мне, человеку, которому нужно не коллекционировать учения, а ориентироваться с их помощью в жизни?..


Сказка про капитана плоского плавания

Всем хорош был капитан Вим, да вот только не любил воду. Даже в ванну загнать его было трудно, а уж чтобы в море или хотя бы в реку - ого!.. Пришлось бы вызывать морских или речных десантников специального назначения.

Впрочем, Вим был совершенно гражданским капитаном. Даже пушек у него на корабле не было. И плавал он не по морю (в которое, как известно, налито огромное количество воды), а по морским и даже океанским картам.

Конечно, карты плоские, но и корабль у капитана Вима был совершенно плоским, как раз для плавания по картам. Да и сам капитан был, знаете ли, достаточно плосковатым. В силу этого важного достоинства он прекрасно подходил для своего корабля и вообще для плоского плавания.

По картам, между прочим, гораздо удобнее путешествовать. Надо только хорошо знать всякие обозначения, чтобы не нарваться на непредвиденные неприятности. А этих знаний у капитана Вима было хоть отбавляй. Всё, что связано с картами, он знал лучше всех. Он ещё в детстве играл только в карты и никаких других развлечений знать не хотел. Сказать по секрету, капитан Вим приглядывался даже к лунным картам и картам звёздного неба, такие у него были великие мечты.

Но вот однажды, в самом разгаре одного из увлекательнейших путешествий капитана Вима, карту, по которой он путешествовал, вместе с его кораблём и вместе с самим капитаном Вимом, подхватил сильный порыв ветра - и понёс, понёс, пока не донёс до самого моря. Там ветер растворился в морских просторах, а карта опустилась на морскую гладь.

Постепенно карта намокла, отяжелела и стала медленно погружаться в то самое море, которое было на ней изображено. Но капитан Вим не терял времени даром.

Как только он понял, что происходит, он тут же приступил к самым решительным действиям: ведь он был настоящим капитаном. Пока они парили над морем, пока спускались, планируя, на воду, пока морская вода неторопливо пропитывала карту, капитан Вим производил аварийное переоборудование своего корабля. И когда карта, похожая на рыбу-ската, вяло шевеля своими широкими плоскими краями, стала погружаться в морскую глубину, на воде качался уже не плоский, а вполне объёмный кораблик с парусом и флагом. Капитан Вим был горд тем, что успел так удачно его переоборудовать. От гордости он напыжился - и тоже стал казаться удивительно объёмным. Но времени он не терял и уверенно направлял свой корабль к недалёкому берегу.

На берегу капитана Вима встречала восторженная толпа. Журналисты подсовывали ему свои микрофоны, телевизионщики наставляли на него свои телекамеры, а простые люди подходили к нему, чтобы просто пожать ему руку.

- Теперь, когда ваш корабль стал объёмным, вы начнёте, наверное, путешествовать по настоящим морям и океанам? - спросил его самый проворный журналист.

- Ни в коем случае, - твёрдо сказал капитан Вим. - Главное в жизни - это профессионализм. Я специалист по путешествиям на карте, этим я и буду заниматься. У меня впереди большие планы.

- Неужели вам не понравилось море? - удивлённо пискнула маленькая корреспондентка местной газеты.

- Море... - вздохнул капитан Вим. - Море - это, конечно, вещь любопытная. Только в нём слишком уж глубоко и слишком мокро. Это всё только для рыб. Не зря люди придумали для себя карты.

И он отправился снова уплощать свой корабль.


Начало координат

Если говорить об интересах философских учений, проблема поиска общего языка в философии выглядит любопытно, но достаточно академично. Это похоже на поиски общего языка для международного общения. Было бы неплохо иметь общий язык, но вот что взять за основу? У каждого народа есть свой родной язык, который ему кажется наилучшим. Есть свой язык и у каждого учения.

Но если говорить о том, каковы в философии интересы человека, всё выглядит иначе.

Человек быстро и естественно овладевает родным языком - языком, на котором говорит его родня, окружающие его люди. Однако языком мировоззрения, необходимым прежде всего для того, чтобы понимать самого себя, он овладевает гораздо дольше. Каждое из встреченных им учений будет настойчиво подсовывать ему своё наречие, уверяя, что это единственно возможный способ понимания мира. Если он бросится за помощью к философоведению, оно торжественно распахнёт перед ним двери в лабиринт складских полок, где лежат разноцветные фолианты ещё более великого множества учений. И что с ними делать?

"Как это? - удивится философоведение. - Разве вы не видите, что тут всюду проставлены инвентарные номера? У нас всё на учёте!"

Между энергичной эгоцентричностью учений и иссушающей объективностью философоведения человеку необходим какой-то нейтральный пятачок. Исходная площадка, где можно было бы постоять и осмотреться. Ему нужен внятный начальный язык для выбора первых шагов к собственному мировоззрению. Язык, помогающий сориентироваться среди самих ориентирующих учений.

Поиски общего взгляда на философию, не зависящего от конкретного философского подхода, становятся всё более актуальными. Число учений растёт, содержание их становится всё разнообразнее, всё изощрённее. Наивно было бы думать, что когда-нибудь круг учений перестанет расширяться, потому что будут исчерпаны все возможные мировоззренческие подходы. Каждое время нуждается в обновлении идей, а значит и в обновлении учений. А человек нуждается в свободной ориентации среди них. Нуждается в языке, на котором можно думать и говорить об учениях, выбирая то, что тебе нужно.

Человеку нужно начало координат, точка отсчёта, позволяющая выбирать внутреннее направление движения.

Вот почему важнейшая задача философии состоит в том, чтобы найти хотя бы самый минимальный общий подход к представлению о различных философских воззрениях.

Это именно общефилософская задача. В отличие от целей любого конкретного учения.

Рассматривая любое философское учение как один из способов жизненного ориентирования, можно на какой-то момент свести все их на едином понятийном пространстве. Разумеется, это не означает объединения всех учений в один невозможный коктейль. Просто возникает возможность представить принципы каждой философии на языке живых потребностей человека и сравнить их без оценок типа "лучше - хуже".

Можно назвать этот язык общей философией ориентирования. Но это ни в коем случае не философия общего ориентирования. Язык этот нужен не для унификации маршрутов. Он нужен лишь для сборов в дорогу.


Философское виденье смысла

Можно было бы обозначить и другие потоки смысла, наполняющие наше сознание своими волнами. Можно (и крайне важно!) видеть нашу жизнь в свете духовного смысла, религиозного или мистического, пропитанного тайной, и вместе с тем совершенно необходимого практически. Можно говорить о космическом смысле существования всего живого. Даже некоторый оттенок смысла может стать для кого-то из нас особым ракурсом мировосприятия, основной ориентирующей силой. Но здесь становится всё труднее, всё невозможнее подыскивать такие слова, которые относились бы ко всем нам - к людям, которых учения не развели ещё в разные стороны.

Поэтому вернёмся к соединяющему нас представлению о философии - об ориентировании в главном.

Это представление напомнит нам, что на любом уровне ориентирования, в любом смысловом поле, естественно доходить до наиболее высокого взгляда на свою траекторию в нём. Естественно стараться связать её с наиболее значительными ориентирами.

И не забывать при этом, что уровней, ракурсов, направлений взгляда - много. Охватывать время от времени весь диапазон смыслов, с которыми мы имеем дело. Смыкать их в свой собственный, личный, уникальный узор мировосприятия. Если для этого недостаточно помощи одного учения, что-то мы возьмём и от других.

Ревнивые учения больше всего не любят именно этого: нашего внимания к другому опыту, к иным озарениям и находкам. До культуры философского экуменизма нам ещё далеко.

Философия служит для человека посредником между его личными потребностями в ориентировании и опытом, который накоплен другими людьми, другими поколениями, человечеством. Она не может быть сведена к одному-единственному учению. Философия - хранительница смыслов.

Ни одно учение не может претендовать на то, чтобы подчинить себе философию. Ни одно из учений нельзя отлучить от философии, не нанеся ей ущерба. Даже разрушительные учения нельзя игнорировать, если они замешаны на реальных человеческих убеждениях. То, что ты считаешь заблуждением, тоже требует внимания - хотя бы к тому, в чём же здесь состоит дезориентация. Как и в науке - отрицательный результат эксперимента тоже важен как результат. Можно просигналить: здесь тупик. Но нелепо кричать: не гляди в ту сторону.

И уж совсем странно упрекать заблудившегося (с нашей точки зрения) человека. Чтобы помочь ему выйти на верный (с нашей точки зрения) путь, необходимо опереться на его способность к пониманию и к выбору.

Само философское виденье тоже не должно становиться самоцелью. Выбрав себе нужное учение или балансируя среди нескольких из них, мы всё-таки идём с их помощью дальше. Учения могут лишь подвести человека к его особым, личным постижениям и озарениям, к возникновению и к соединению смыслов в его душе. Учения могут сопровождать меня в пути, но путь этот - мой. И он по-своему соединяет меня с другими людьми, с человечеством, со всей вселенской жизнью.


Интересы учения и интересы человека

Главная сложность ориентирования среди учений - в том, что интересы любого из них отличаются от интересов отдельного человека.

Это не упрёк таким-сяким учениям, а естественный факт, очень важный для каждого из нас. Важен он и для каждого из учений, поэтому усилия многих из них направлены на преодоление этой сложности.

Путь любого учения состоит в создании своего инструментального арсенала, своей ориентирующей системы. Оно постепенно развивает (разрабатывает, обобщает, конкретизирует, осовременивает) свои идеи с тем, чтобы решать поставленные им самим проблемы. Чем больше среди этих проблем будет реальных для человека жизненных ситуаций, чем внимательнее к ним будет относиться учение, тем больше шансов для учения быть полезным человеку.

Желание быть полезным человеку вообще многого стоит. Не все учения руководствуются именно этим импульсом. Некоторые видят пользу для человека лишь в его безусловной подчинённости учению.

Интересы человека - это тот берег, от которого учение уходит в свободное плаванье и к которому оно постоянно должно возвращаться.

Впрочем, "интересы человека" звучит слишком универсально. Каждый проповедник учения тоже человек. Но если поначалу, когда он искал, его интересы были близки интересам всех тех, кто ищет, то позже, когда он нашёл и стал проповедовать найденное, интересы его постепенно меняются. То же можно сказать обо всех тех, кто оказался так или иначе ангажирован учением, кто стал не только пользоваться им в решении внутренних проблем, но и рекомендовать его всем окружающим в качестве наиболее верной системы ориентирования. Если их ангажированная и ангажирующая деятельность излишне настойчива, именно она может стать той сложностью, которая отделяет их "интересы учения" от моих "интересов человека". Той сложностью, которую мне придётся преодолеть, чтобы понять, чем на самом деле это наилучшее учение может (если может) помочь именно мне.

К интересам человека можно причислить и интересы общества, его больших или малых групп. Но если то или иное общество берёт то или иное учение на вооружение, как принято говорить, то не будет ли сведён ли мой личный выбор к тому, с какой стороны ружья находиться: прижимать к плечу приклад или служить мишенью?

Парадокс в том, что как член человеческого сообщества я заинтересован в его цельности и духовном единстве, но как личность могу скорее пострадать от социальной монолитности, нежели найти в ней источник своего развития.

Получается, что интересы учения могут опираться на разные интересы человека и по-разному им служить. Поэтому точнее говорить об интересах личности. О том, насколько учение стремится в любых "интересах человека" помочь мне нащупать свой личный ориентир, своё виденье смысла, маршрут своего пути.

Вспоминаю, как мой отец, когда врач убеждал его, кивая на рецептурный справочник, что лекарство ему необходимо, спрашивал: "А моя фамилия в вашем справочнике есть?". Хочется иногда задать этот вопрос и проповеднику универсального духовного рецепта.

Личные жизненные ориентиры - это то, что больше всего необходимо человеку от философии. Когда само философское учение описывает эти ориентиры на чисто абстрактном уровне, его значение для человечества определяется тем, найдут ли в дальнейшем эти умозрительные концепции своё реальное выражение, помогут ли они кому-то ориентироваться в его собственной жизни. Мировоззренческие принципы, моральные максимы, религиозные заповеди, модели человеческого сознания, понимание физического и духовного устройства вселенной - всё это, в конечном счёте, оживает лишь тогда, когда душа начинает понимать, куда ей стремиться.


Права человека в философии

Когда-нибудь, когда человечество твёрдо осознает, что главное в жизни - это ориентация в главном, будет принята Декларация философских прав человека. Над ней будут работать лучшие мыслители мира, и на каждую её фразу будет откликаться душа. Не пытаясь предвосхитить эту великую работу, попробуем всё-таки подумать о том, что будет внесено в скрижали культуры ориентирования.


Право на защиту от агрессии

Идеологическая агрессия общества, или различных его социальных образований, представляет собой не шуточную опасность. Может быть, даже ещё худшую, чем агрессия физического самоутверждения за чужой счёт. Недаром сказано: "Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить" (Мф. 10.28). Тем более, что в крайнем своём выражении идеологическая и физическая агрессивность сливаются воедино.

Но с физической агрессией человечество борется давно, а идеологической позволяет бушевать почти безнаказанно.

Право на защиту от агрессии означает такое устройство социальной жизни, при котором никакое учение не может получить доступ к рычагам организационного давления на людей. При котором человек может ориентироваться в своём мировоззрении свободно, без каких бы то ни было угроз со стороны окружающих людей или организаций. Без принудительного навязывания сторонних взглядов, без кары за отличие его взглядов от официально одобряемых.

При таком устройстве общества об этой проблеме придётся позаботиться и самим учениям - в первую очередь тем, которые сами проповедуют агрессию, идеологическую или физическую. А если такому учению не хватит мудрости или хотя бы предусмотрительности для смены средств воздействия, ситуацию должен подстраховать уголовный кодекс, защищающий человека от разнообразных видов насилия.


Право на защиту от гипноза

Наряду с агрессией явной существует и агрессия скрытая, связанная с воздействием не только на сознание, но и на подсознание. Гипнотически агрессивной может быть пропаганда, даже если она не прибегает к организационному насилию. Гипнотическими приёмами могут пользоваться некоторые секты - ради расширения числа своих сторонников и тем самым своего могущества.

Термин "гипноз" употреблён здесь чисто условно. Можно говорить и о психотропном воздействии - химическом, электромагнитном, нейролингвистическом и пр. Возможности такого рода расширяются и нисколько не отстают от общей поступи технологического прогресса. Можно вспомнить, к примеру, об известном эффекте 25-го кадра, позволяющем внушать кинозрителям без их ведома определённые психические импульсы. Можно и нужно подумать обо всём, что уподобляет человека марионетке, которая зависит от невидимых нитей, тянущихся к пальцам манипулятора.

Всё тут не просто, и наивно было бы предлагать конкретные пути решения проблем, которыми человечество не успело ещё даже достаточно озаботиться. Но человеку важно знать и помнить об этих проблемах, чтобы суметь уберечь хотя бы свою собственную внутреннюю свободу.


Право на защиту от обмана

Если право на защиту от обмана, от нечестной рекламы и всякой такой недобросовестности имеют потребители любого товара, то неужели мировоззренческий "товар" окажется исключением? В философской области, может быть, и нет обвешивания, но простор для фальсификаций и мошенничества - предостаточный.

Способы ориентирования могут быть самыми разнообразными. Но если в них вплетён заведомый обман, они не обеспечат достоверного ориентирования, и человек должен быть предупреждён об этом. Поэтому функционирование организаций, которые занимаются пропагандой какого-либо учения, должно быть особенно "прозрачным", полностью доступным проверке на соответствие декларируемым целям, как бы утопично это ни звучало. Поэтому ориентаторы, указывающие путь и уверяющие, что сами идут по этому пути, должны быть особенно честны - ведь они сами в каком-то смысле становятся ориентирами, от которых требуется максимальная достоверность. Поэтому любая фальсификация в области мировоззренческих свидетельств нуждается в разоблачении, какое бы сочувствие ни вызывало разочарование обманутых, каким бы ни было положение вольных или невольных фальсификаторов.

Хорошо бы если всякое разоблачение обмана тоже было честным и достоверным. Впрочем, любому идеализму надо знать меру. Роль разоблачителей могут играть далеко не самые приятные исполнители - и не в самых приятных обстоятельствах. Но если это именно разоблачение обмана, то даже таким разоблачителям я должен быть признателен. Или как последователь, которого остерегли, или как человек сторонний, которого ПРЕДостерегли.

Проблема самообмана здесь не затронута. Скажу только, что право на самообман я не стал бы включать в Декларацию.


Право на свободу выбора

Перечисление прав человека в философии надо было бы, наверное, начинать именно со свободы выбора. Но человек, не защищённый от агрессии, гипноза и обмана, может просто не успеть воспользоваться этой свободой: выбор сделают за него.

Выбор направления движения - физического, душевного, духовного - это и есть ориентирование. Если трактовать право на свободу выбора широко, сюда войдёт не только свобода совести, но и все остальные свободы человека. Если же говорить о свободе среди учений, расширительное толкование можно оставить ему самому, в соответствии с его выбором. В одном случае ему будет достаточно внутренней свободы. В другом - нужно ещё открытое исповедание своих взглядов. В третьем - он будет стремиться к преображению мира (тогда, впрочем, встанет вопрос и о свободе выбора для других людей). Но это уже и есть само движение жизни в ту сторону, которую определил для себя человек.

Выбор состоит, конечно, не только в указательном жесте: вот это! За ним тянется естественная цепочка свобод-следствий.

Свобода выбора носит не одноразовый характер. Мы проходим через множество перепутий. Даже когда мы не замечаем их, они всё-таки существуют. Даже сохранение прежнего направления - это наш выбор. И мы вправе распоряжаться им по своему усмотрению.


Право на непоследовательность

Нередко в полемике на мировоззренческие темы мы упрекаем друг друга в непоследовательности. Но если оценивать две крайности - абсолютную последовательность и абсолютную непоследовательность, - то золотая середина, наверное, будет смещена как раз в сторону последней. Иногда непоследовательность оказывается просто спасительной и приводит нас к таким постижениям, которых мы не могли бы достичь никаким методическим образом.

Непоследовательность открывает мне возможность вырваться из русла, которому иногда следует моё мировосприятие только потому, что некогда было втиснуто туда за счёт внешних воздействий. Непоследовательность позволяет мне отказаться идти по следам того, кто когда-то пленил меня и повёл за собой, не заботясь о том, что у меня может быть собственный путь.

Непоследовательность может быть связана с тем, что человек существует одновременно во многих разных измерениях и не всегда может свести их в себе воедино, сосредоточиться на всех аспектах своей жизни сразу. Многие учения, понимая это, культивируют в определённой степени непоследовательность в своих собственных границах. Но человек вправе перешагнуть и эти границы. Он может следовать разным учениям, одновременно или поочерёдно, и ни одно из них не должно требовать от него верности навсегда только потому, человек однажды сказал ему "да" или в чём-то на него положился.

Даже очень парадоксальные учения ревниво требуют от своих последователей ортодоксальной верности. Но для человека быть парадоксальным гораздо более естественное свойство. Отсюда и проблемы с ортодоксальностью у тех, кто не отказался от внутренней самостоятельности.


Право на заблуждение

Многие учения, исходя из того, что они знают, как оно на самом деле, могут оправдывать свои чересчур активные притязания на человека тем, что спасают его от заблуждений, от ошибок мировоззрения. Поэтому необходимо вписать в Декларацию и это право. Право человека выбрать неправильное направление, право зайти в тупик, право впадать в заблуждения и преодолевать их.

Помимо человеческого права как такового, подчёркивающего свободу ориентирования, нельзя забывать, что всякая ориентационная активность несёт нам необходимый внутренний опыт. Вряд ли кто-то может решить для другого, какой опыт ему необходим, а какой нет. Как сказал Гёте в "Фаусте": "Кто ищет, вынужден блуждать". Человека вынуждает к этому его собственная свобода. Чтобы научиться узнавать своё, необходимо встретить на жизненных путях много не своего. Того, что потом, в сравнении со своим, мы можем назвать заблуждением.

Но - потом! Сначала заблуждение необходимо просто пережить.

Право на заблуждение говорит о том, что учение, каким бы виденьем истины оно ни обладало, не может упрекать человека в расхождении с этим виденьем, пока тот не научился замечать нужные ориентиры своим зрением. На глазах ему эти ориентиры не нарисуешь.

Право на заблуждение - это право на постепенную разгадку и постепенное осуществление своей личности. Поэтому оно необходимо почти всем людям, кроме немногих благодатных натур, которым дано увидеть свой путь сразу и не потерять его уже ни на одном из перепутий.


Право на признание личности

Это итоговый пункт нашей Декларации - пока что воображаемой Декларации, но ведь дело не в том, чтобы придать ей юридический вид. Если мне удастся, читатель, убедить тебя в её состоятельности, можно считать, что мы с тобой её приняли. Если нет, придётся нам ещё над ней поработать.

Может быть, и порознь. Но у меня такое ощущение, что в итоге мы неминуемо сойдёмся. Хотя бы на том, что включим в Декларацию и те права, которые считаешь необходимыми ты, и те, которые важны с моей точки зрения.

Право на признание личности собирает в себе все остальные права человека в философии и добавляет к ним нечто особое, с чем не всегда просто примириться.

Нам легко признать самостоятельной личностью тех, кто нам близок, кто вызывает наше одобрение и уважение. Мы можем сделать над собой усилие и признать личностью человека с ярко выраженным характером, даже если он нам неприятен или антипатичен. Но философия отличается от социологии тем, что личностью здесь является абсолютно каждый. Полноценной личностью является самый малый ребёнок - и не лучше ли взрослых ориентируется он в главном? Личностью является любое ничтожество, любой злодей, любой идиот. Это звучит не слишком приятно, но всякий другой подход искажает реальность. Каждый по-своему решает вечную для человечества задачу ориентирования в главном, и мы должны признавать как факт любое достигнутое человеком на сегодняшний день решение.

Да, многим людям не удаётся, с нашей точки зрения, а иногда и с их собственной, решить эту задачу наилучшим образом. Кому-то вообще не удаётся её решить - и тогда его жизнь превращается не в становление, а в крушение личности. Да, человек может заблудиться окончательно. Да, альпинист может сорваться в пропасть и погибнуть. Это неизбежный риск свободы. Но каждый начинает жизнь с попыток понять, что для него всего важнее, и сориентироваться в этом. И в этом смысле каждый является личностью.

Даже в выражении "деградация личности" постараемся рассылшать не только первое слово, но и второе.

Если кто-то чувствует себя в состоянии помочь не только себе, но и другим ориентироваться в главном так, чтобы личность могла осуществиться, найти свой путь и не сбиться с него, если другие начинают прибегать к его помощи и дорожить ею, - тут философия перестаёт быть личным делом. Она может концентрироваться в общепризнанное учение или служить немногим, но она в любом случае остаётся обращённой к личности. И любому учению полезно не забывать, что существует великое множество других личностей, которым оно не в силах помочь. Много и таких, которым, может быть, не в силах помочь никакое учение. Но это всё та же личность, которая по-своему, иногда в недомыслии, иногда в отчаянии, иногда в неведомой нам мудрости, пытается определить свой путь или хотя бы нащупать место для следующего шага.


Пятачок общей философии

Минимальный общий язык для философии, состоящий пока лишь из одного ключевого слова и нескольких производных от него, ни в коем случае нельзя принимать, как уже говорилось, за одно из учений. Это не доктрина общего ориентирования, указывающая всем, как надо философствовать. Это территория, которая не принадлежит никому - и вместе с тем принадлежит каждому. Каждому, кто пожелает найти здесь общие истоки философии. Каждому, кто увидит здесь место встречи учений, готовых открыть свои карты для возможных своих последователей.

Велика или мала эта территория, определить не так просто. Главное - освоить её, чтобы у философов и философий было место, где они могут не конфронтировать, а поговорить друг с другом по-человечески. То есть так, чтобы разговор их был важен и интересен для обычного человека с развивающимся мировоззрением.

Мировоззрению естественно всегда быть развивающимся, если оно не окостенело. Но окостенелость - это всё-таки патология, несчастный случай.

Каждый нуждается в том, чтобы мыслить по-своему. Но всем нам важно научиться понимать друг друга в том, что касается самой постановки задачи философского ориентирования. Исторически бесконечной задачи с бесконечным множеством личных решений.

Работы здесь - на каждого. И там, где философская работа требует свободного выбора, там необходим свободный выбор. Там, где она требует противопоставления позиций, необходимо противопоставление. Там, где требуется предостережение от ложной ориентации, - неминуемо разногласие. Там, где не обойтись без разоблачения фальсификации, нужны усилия по разоблачению. Но само понятие общей философии ориентирования поможет нам приучиться к изначальному сотрудничеству. К тому, чтобы каждый человек и каждое учение понимали собственные философские намерения в сопоставлении с философскими намерениями других людей и учений.

Нет, "философские намерения" звучит слишком патетично. Желание понять что к чему - вот более естественная формулировка.

Основная идея общей философии ориентирования - приоритет интересов реального человека перед интересами любого учения. Сосредотачивая внимание на проблеме философского ориентирования в целом (до выхода на какие бы то ни было конкретные учения, религии, направления науки или искусства), мы можем пытаться создать условия для объединения самых разных мировоззренческих позиций. Для этого нужен минимальный спектр общих понятий, позволяющих ищущему человеку понять основные их свойства. Понять, с помощью каких средств то или иное учение помогает ему ориентироваться. Понять, какого рода ориентиры нужно искать с помощью этих средств. Понять, какие способы ориентирования предлагает нам каждое учение и какие системы могут быть выстроены на их основе. Понять, кто наши ориентаторы и как нам их искать. Понять, с чем мы остаёмся в собственной реальной жизни после знакомства с открывшимся нам учением.

Точно так же общая философия ориентирования может обеспечить спокойное рассмотрение различных личностных воззрений. Обращая внимание на то, какую ориентационную активность проявляет человек вообще, какие он выбирает ориентиры, какими средствами и способами ориентирования он пользуется, кто является для него ориентатором, какие ориентирующие системы на него влияют, можно лучше понять и другого, и самого себя. Главное здесь - не оценка чужих подходов, а спокойное сопоставление и усвоение того, что полезно тебе самому, развитие собственного умения ориентироваться.

Общей философии ориентирования как таковой ещё не существует. То, о чём говорится в этой книге, - всего лишь личный взгляд на круг проблем, возникающих у человека среди учений. И в то же время меня не оставляет ощущение, что эта самая общая философия ориентирования издавна присутствует в нашей жизни. Никто не является её первооткрывателем, и каждый может принять участие в её освоении.


Сказка про семена всего

Плыл по морю теплоход. Вдруг началась буря. По приказу капитана все сразу надели спасательные жилеты. И правильно! Хотя за борт смыло только одного пассажира, но ведь никто не знал, кто этим пассажиром будет, чтобы только ему к этому подготовиться.

Пассажира этого звали Вух. Долго его в спасательном жилете носило по волнам, пока не оказался он на крошечном необитаемом острове. Ничего там не было примечательного, кроме небольшой скалистой горы. И на горе не было ничего примечательного, кроме полуобвалившегося входа в пещеру. Разобрал Вух завалы и спустился по каменной лестнице вниз.

Оказался он в большой подземной комнате. Никого в ней нет, и лет сто, судя по пыли, не было. По стенам четыре шкафа дубовых стоят.

Открыл Вух один шкаф: там оружие хранится - мечи всякие, кинжалы, пистолеты старинные. "С кем мне здесь сражаться?" - подумал Вух, закрыл этот шкаф и пошёл ко второму. А там - золотые монеты горками насыпаны. Пожал Вух плечами (покупать-то на острове нечего), перешёл к третьему шкафу. В этом шкафу резные шкатулки стояли, и в каждой - разные драгоценные камни. Очень красивые, только Вуху есть хочется.

Четвёртый шкаф был самым большим. Внутри он весь был увешан маленькими матерчатыми мешочками. Здесь были тысячи мешочков, на которых виднелись следы выцветших надписей, но нельзя было даже понять, на каком языке эти надписи, а уж тем более прочитать что-нибудь.

Заглянул Вух в один мешочек, в другой, в третий, пощупал ещё несколько - всюду были какие-то мелкие семена. Взял он наугад один из мешочков и выбрался наружу. Дай-ка, думает, посажу их, а пока вырастут - буду корешками питаться да рыбу ловить.

Но только зарыл он первое семечко в землю, как тут же пробился росток и выбросил большой круглый лист. Дотронулся Вух до него - и руку отдёрнул, такой лист горячий! А лист у него на глазах превратился в сковородку с крышкой. Снял Вух крышку - а там омлет шкворчит: толстый, пахучий, с гренками...

Съел Вух омлет кое-как: палочками, листиками себе помогал, горячо ведь. Потом решил ещё одно семечко посадить, а из него тут же вилка выросла. Покачал Вух головой, что так поторопился с некультурным питанием, а самому интересно: что же дальше возникнет?
Посадил сразу несколько семечек, и не зря. Чайник вырос со свежезаваренным чаем, чашка, блюдце, ложка чайная и даже сахарница с сахаром.

Так началась у Вуха увлекательная жизнь. Чего он только не навыращивал! Нашёл даже мешочек с книжными семенами, и много книг у него появилось. Правда, не все они на понятном языке были, но Вуха это только раззадорило: он и другие языки стал постепенно осваивать. А уж сколько всяких вещей полезных у него возникло - уйма!.. Даже домик небольшой вырос.

А потом... Потом из одного семечка вырос катер. Новенький, ладный: прямо садись и плыви. И карта, и компас выросли.

Загрустил Вух. Неужели пора покидать островок? Сам бы он здесь жил да жил, но ведь родителей жалко, ничего они о его судьбе не знают. Ну, и ещё кое-кто ждал Вуха на родине, с кем бы он был и на островке счастлив...

Решил Вух на прощание что-нибудь ещё вырастить. Ведь в других местах, наверное, почва не такая, как здесь: что-то он не слышал, чтобы так вот из семян сразу всё вырастало.

Достал он из шкафа самый крошечный мешочек, зарыл семечко в землю, а оно не прорастает. Вынул Вух его из земли, отряхнул, осмотрел, потёр пальцами, даже лизнул - и вдруг почувствовал в нём вкус необыкновенный. Взял да и съел это семечко. И такие вдруг ему в голову мысли замечательные стали приходить, такие чувства его вдруг охватили, что спрятал он этот мешочек на груди и побежал катер на воду стаскивать. Ведь в нём-то семена где угодно прорастут.

Только когда Вух был уже далеко в открытом море, вспомнил он, что не запасся ни золотыми монетами, ни драгоценными камнями. Вспомнить-то вспомнил, но обратно не повернул. И даже не пожалел об этом ни на секундочку.

 

 
  Автор сайта: Ксения Кротова. Автор логотипа (портрета ВК): Мария Романушко. Автор постраничных афоризмов: сам ВК